Ты в комнате рядом с новорожденным и общаться с ним ты можешь только с помощью твоей эмпатии и возможности выдержать его плач. Младенец может плакать непрерывно, продуцируя безысходность, которая будет затапливать тебя, и ты будешь ощущать своё бессилие и потом злость. Этот младенец чужой и ты возненавидишь этого ребенка, и будешь думать, как поскорее избавиться от его присутствия. На руках этот комок ярости держать невозможно, лучше уйти в другую комнату, подальше, там хотя бы не так слышно. Младенец это почувствует и орать начнет еще сильнее, призывая на помощь, ему было плохо, а сейчас еще одиноко и страшно, что его бросили.
Такими приходят клиенты в терапию с довербальными травмами. Безысходность, депрессия, и желание ампутировать младенца внутри, которого терпеть уже сил нет, потому как орет он уже десятки лет.
Как же им тяжело, тем, у кого не было этого чертового эмпатичного объекта сразу после рождения. Того, кто мог выдержать этот горестный плач без раздражения, того, кто безусловно принимал со всеми какашечками и сопельками, того, кто смог вобрать в себя весь ужас нового непознанного и уже холодного мира. Людям кажется, что изнутри их терзает демон, чудовище, вселенский ужас, а там брошенный ребенок, отторгнутый, тщательно игнорируемый, прокаженный ненавистный младенец, которого почему-то назначили на роль палача.
Рядом с такими клиентами моё тело выдает такие фейерверки ощущений в переносе, что вначале теряешься, что и озвучивать. При этом еще надо что-то отвечать на рассказываемые клиентами истории, которые не имеют никакого отношения в первопричине. Какие разговоры, какие теории, какие интерпретации, я вас умоляю. Перед вами кричащий младенец, а вы ему такой: «Это у вас перенос». Этому младенцу только еще страшнее от этого становится, потому что на него опять внимания не обращают.
Если начнешь говорить с клиентом про ребенка, то он подумает, что ты сумасшедший психоаналитик. Если ты начнешь говорить, что с тобой происходит в его присутствии, подумает, что ты отторгаешь его и хочешь избавиться и что это он тебя разрушил. Сижу, молчу, делаю вид, что всё ок, что всему верю, во всяком случае, первое время.
Контейнирую тоску и безысходность. Безысходности всегда будет много. Такие люди обычно уже что-то пробовали, разочаровались и тебе заранее не верят.
Это всегда происходит для меня неожиданно, когда я понимаю, что уже можно про это говорить. О том, что я вижу, что на самом деле и что про это вы мне молчите. Если получаю: «Нет, вы не правы», - опять сижу, молчу. Один раз так молчала четыре месяца. Я из Беларуси, там партизанский край.
Эти люди не могут за себя бороться, они не могут о себе заботиться, они не могут ставить цели, они не узнают своих эмоций, они даже тело свое не чувствуют, их НЕТ. Они могут рационализировать и бежать от этого младенца подальше в другую комнату. Бегут быстро, закапываются в ворохе дел, не приносящих удовлетворения, прячутся от людей, потому что больно и непонятно, цепляются за людей, потому что невыносимо и одиноко. Они ненавидят своего младенчика искренне и неистово, считая «черной частью личности», «адским порождением», «подстерегающим безумием» и при этом еще умудряются полностью игнорировать то, что он всё таки есть, хотя его официально нет, потому что он не внесен ни в какие регистрах психики.
Когда-нибудь я напишу книгу, «Лики брошенных внутренних детей».
Можно ли полюбить и принять ту часть себя, которая порождает муки и затапливает неконтролируемыми эмоциями? Можно ли как птица крылами накрывает своих птенцов от дождя, обнять и принять это безумное дитя? Сказать ему: «Тише маленький, я вижу тебя, ты уже есть и о тебе есть, кому позаботиться». Да и другого выхода нет, надо же, как то обрести душу свою.
Автор Ольга Демчук.