Это момент, когда ты ощущаешь себя, как запеленованный в невидимый саван, и тебе хочется только лежать. Живыми остаются только глаза. Контакт с другими людьми болезненный (ты как без кожи), любая активность непосильный труд, даже приготовление себе еды. Бессилие, опустошённость и подавленная активность. Но это только снаружи. Внутри рой мыслей, перебивающих друг друга. Мысли обрывочные, хаотичные, их невозможно додумать. Это как бессмысленный внутренний бег по коротким коридорам, заканчивающимся глухой стеной. «Нет выхода и здесь нет выхода».
Почему это происходит?
Если первая потеря контакта с самостью произошла в довербальном (внутриутробном) периоде, то в такие моменты человек становится «младенцем». Который может только лежать, ощущая свою несостоятельность и невозможность что-то сделать, наполненный множеством импульсов нераспознанных желаний, чувств, которые даже не облечь в слова. «Немой тревожный парализующий ужас».
Людям трудно описать это состояние. Я попробую подобрать ассоциации, опираясь на свой чувственный опыт попадания в него. Большая глубина, ты на дне. Прозрачность воды зависит от уровня стресса. Иногда ты видишь через эту воду свет дня над собой, иногда нет. Ты лежишь как приваленный невидимой неподъёмной глыбой.
Практикуя, я поняла, что каждый из нас прошёл через эту травму, это некая норма для человека. Пришедший в сознание плод в утробе, ощущающий свою недееспособность или младенец, который полностью зависим от того услышат его или нет. Некоторым повезло, и последующий опыт после рождения позволил им компенсировать возможность самовыражения и мгновенного удовлетворения потребностей. Но если мать сама прошла через эту травму, то даже при всём желании не будет способна, из-за отсутствия эмпатии, понять, что сейчас хочет её ребёнок. Так травма передаётся из поколения в поколение.
Выдерживать свою неудовлетворённость и несостоятельность от этого младенцу непосильно, нарастающие эмоции, сигнализирующие о дискомфорте, в какой-то момент становятся невыносимыми. В этот момент и происходит диссоциация, с телом (сигнализирующим о боли), с чувствами (затапливающими тревогой). Так и тело, и чувства станут чем-то отдельным, не ассоциирующимся с самим собой внешним врагом, который внезапно атакует. Состояние «я отдельный от отвратительного тела и чувств».
Больше повезло тем, кто научился проецировать в других причину своей боли. Таким образом, снижается внутренний накал. Человеку жизненно важно найти виновного, объяснить себе, что это не он плохой, что есть кто-то, из-за кого он сейчас так страдает. Так снижается интенсивность своей плохости. В назначении кого-то виновным нет надобности, если человеку разрешена активность, если он может «что-то делать», находить решение проблемы или хотя бы обратиться за помощью к другому.
Меньше повезло тем, кто винит во всём себя. Он не переставая атакует себя, чаще всего упреками и претензиями, утопая в чувстве вины.
В последствие, поэтому же самому алгоритму, произойдёт делегирование (проецирование) ответственности за испытываемые самим собой эмоции другому человеку. Человек не идентифицирует их как продукт собственной психики. «Если я рядом с тобой испытываю отвержение и собственную плохость, значит, это ты отверг и обесценил меня». Я ни в коем разе не утверждаю, что другой не может фактически не захотеть общаться со мной, я лишь хочу объяснить, что желание не общаться одного (по ряду причин) и чувство отверженности и плохости другого от этого, это отдельные процессы, происходящие по разным причинам, у двух разных людей.
Так появляется состояние «страдающего младенца» запертого внутри себя. При всем этом он ждёт. Это обездвиженное ожидание воспринимается как активность, как то, что «я сейчас делаю». Как будто должен прийти тот, кто спасёт. Так и формируется синдром «отложенной жизни», где не сам человек, а некто другой, должен изменить жизнь и одарить смыслом, «нужно только ещё чуть-чуть подождать».
Хочу акцентировать ваше внимание на псевдо активности личности «страдании и ожидании». Снаружи нам кажется, что человек ничего не делает, даже хочется закричать ему: «У тебя есть руки, ноги, давай делай уже что-нибудь!», а внутри человек упорно и самоотверженно старается – ждёт и страдает. Он подавляет свою активность, потому что он уже пробовал жить, делать, но ему это не принесло радость и реализацию и он вернулся в состояние первой точки потери себя. Замерший человек внутри своей психики ушел по длинному коридору времени в своё прошлое, в надежде, что можно от туда изменить своё настоящие и застыл. Он упорно старается «настрадать себе счастье», он всё время ждёт, что появится кто-то, кто избавит его от мучений. Кто-то, но не точно не он сам.
Эта первая точка потери себя, в которой произошла диссоциация стала причиной раскола личности, на живую, но запертую в «младенце» часть и искусственно созданную деятельную, но не обслуживающую потребности личности часть. Почему не обслуживающие потребности личности часть, спросите вы? Потому что как понять, что ты хочешь, если ты не понимаешь, что чувствуешь, если нет контакта со своим телом?
Без цели жить не возможно и поэтому целью становится - соответствие, искусственный смысл с надеждой что «мне всё таки дадут то, что мне надо». И именно тогда впервые понадобиться перечень или инструкция того, что правильно/неправильно, хорошо/плохо.
Точек раскола личности может быть множество, их можно назвать субличностями, и при серьезных травмах психики, они обособляются в «псевдо» отдельные личности. Эти псевдо личности скорее напоминают «персонажи», общаясь с миром из которых человек не чувствует, что живёт. Событийность не остаётся в памяти, чувства оскуднённые, и приходится себе всё время придумывать зачем жить, потому что импульса на активность изнутри нет.
Это похоже на карабканье по отвесной стене соответствия, где ты всё время соскальзываешь вниз, и в конечном итоге падаешь до первой точки потери себя, превращаясь в обездвиженного младенца. Эта отвесная стена – соответствие, устремлённость стать лучше, таким как надо. При этом истинного себя ты презираешь, он кажется чем-то одичало отвратительным, даже чудовищем. Человеку хочется верить, что он уже стал таким как надо, поэтому на психоаналитических консультациях любое сомнение в этом опасно, оно обесценивает всю «отвесную стену идеальности», которую человек строил десятилетия.
Искусственно созданный смысл необходимо всё время поддерживать верой в него. Человек выстраивает лубочный кукольный домик идеального мира, в котором он уже идеальный. Этот самообман возможен именно из-за диссоциации с телом и эмоциями, нет опоры на реальность внутри, поэтому убедить себя можно в чём угодно. В момент соприкосновения с истиной человек «выключается», не хочет знать, слушать это и с пеной у рта доказывает, что его придуманный мир правильный, а «истина – это ложь».
Для того, чтобы дотянуться до своей живой части, человек должен узнать о себе истину. Это некое внутреннее принятие самого себя, которое достаточно сложно эмоционально выдержать из-за обесцененности живого и поклонению идеальному. В начале этого узнавания, человек то и дело говорит: «Какой ужас! Какой я неправильны!». То, что психика хочет не знать, ей придётся признать. И сейчас речь не о вспоминании самого события, а скорее о понимании, что ты застрял.
Работа с такими состояниями начинается именно с осознания происходящего. И ответа на вопрос «что делать?» нет, это решать уже самому человеку, как он хочет формировать свою судьбу. Но точно можно сформулировать ответы на вопрос «что не делать?».
Автор Ольга Демчук
Углубленное обучение вы сможете пройти в Школе интуитивного мышления «Шпионские игры» (семь трехчасовых лекций)
Ссылка на подробную программу: https://www.facebook.com/events/233509494346905
Для иллюстрации поста использовано фото работы художника Pejac (Пежак)