Каждый оказался здесь по собственной воле, каждого из них принудили. Как такое может быть, спросите вы? Ведь это явное противоречие. Если не учитывать время, то да. Но если рассмотреть эти два события в удаленных временных точках, то нет.
Все началось с рождения ребенка.
Дитя пришедшей в мир не знает о том, какова реальность на самом деле. Как пребывать ему в земной юдоли? Кто оно? И есть как чистый лист его сознание, с ещё не вписанным туда сценарием. Дитя хочет познать себя и спрашивая назначает себе судьбу:
- Можно ли мне просить и быть услышанным?
- Нет.
- Могу ли я быть безусловно принятым?
- Нет.
- Можно ли мне плакать или как-то по иному выражать то, что я чувствую?
- Нет.
- Можно ли мне рассчитывать на твоё понимание?
- Нет.
- Можно ли мне считать себя ценным и значимым?
- Нет.
- А защищать себя, от твоего безразличия?
- Нет.
- Можешь ли ты подарить заботу и внимание?
- Нет, никогда.
- Позволено ли мне быть самим собой?
- Нет.
Каждое «нет» - это звено невидимой цепи из стали страха. Каждое «не да» – это шаг в небытие пещеры прочь от солнца.
- Примерь эти цепи дитя! Это для тебя.
- Для меня?
- Да.
- А кто я?
- Это уже не важно, тебе не надо знать своё истинное имя, зови себя как хочешь.
Миру не нужно это дитя, мир безразличен и пуст. Ненужный, это значит один, а одному не выжить. Остается покорно надев цепи, занять свою нишу в надежде, что усердный будет спасен.
И вот предавший себя, чтобы выжить приговорен за совершенное неумышленное преступление на срок длинною в жизнь. Безымянному не вспомнить о том, кем он был. Тем более он не сможет понять, кем он мог бы быть. Чтобы пресечь попытки к бегству, надо уверовать, что только так и может быть, только так и никак иначе.
Надо забыть и запретить себе вспомнить. Напиток из несбывшихся желаний станет зельем, которое подарит спасительное забытье. В иллюзии они смогут придумать для себя любую роль и жизнь, но не их.
Чувства трепещущей птицей в груди будоражат и куда-то зовут. Куда? Это мешает. Еще глоток из забытья и можно отречься и от них. И плен уже начинает казаться тем, что и есть смысл жизни. Невозможность отменить содеянное самому, не предполагает помилования. И даже если придет тот, кто скажет «да» на все вопросы, его уже сочтут лжецом.
Они ни к чему не прикованы, но оцепенели от страха. Страха соприкоснуться со своими чувствами. Страха мыслить. Страха сделать шаг из пещеры. Страха вспомнить свои имена, потому что тогда им придется вспомнить всё, что было за все эти годы беспамятства.
- Я буду здесь, ведь у меня есть всё, что я только могу пожелать, а того, чего у меня нет, обязательно будет, но позже.
Всему этому надо придать высокий смысл, как последний довод упорства убежденности. Люди уснули детьми и в заточении, растут лишь их тела. Они спят и видят сон, который они снят самим себе про самих себя. Выжившие, но утратившие волю.
Можно ли всё же им помочь, зайти в пещеру и позвать? Кто-то тебе ответит:
- Ты пришел слишком поздно, не буди нас.
Но найдутся те, кто захочет выйти.
- Пойдем.
- Я скован.
- Нет.
- Это цепи, я вижу их. Они обездвижили меня. Я не могу уйти, я не могу повернуть даже голову.
- Это страх. Цепей нет. Ты видишь их, но их нет.
- Разве можно видеть то, чего нет на самом деле?
- Да.
- Мне всё равно некуда идти.
- Там другой мир и солнце.
- Я не знаю другого мира, значит, этого не может быть.
- Может.
- Разве можно знать и ошибаться в том, что точно знаешь?
- Да.
- Я не умею жить в другом мире.
- Ты можешь научиться.
- Безвыходность и безысходность.
- Смотри, там выход.