Для меня важно осознавать пережитое, чтобы не оставлять в кладовках бессознательного невыносимость переживаний. Поэтому я выделяю место в психике, где баррикадирую то, что невозможно пережить полностью в моменте и периодически подхожу к этому месте, спрашивая себя: "Ты уже готова?".
Я называю это "дать себе время". Это когда не стираешь из памяти забытием событие, и переиначиваешь его на свой лад, а уже из сегодняшней себя, немного повзрослевшей, и поумневшей, смотришь не в аффекте криво-косо, а прямо. "Давать себе время" полезный навык, тогда его можно дать и другим. Меньше точек, больше многоточия.
Возьму одну красную нить, отношение к воздушным тревогам и расскажу, как менялось моё восприятие их за год.
Первые взрывы в Киеве 24 февраля, я не помню воздушных тревог. Возможно, они и были, но в памяти не запечатлены. Когда я была в Ужгороде 2 месяца в эвакуации, они казались мне жуткими, но рядом с домом была церковь, в которой звонили колокола, и я переключала сознание со звука сирены, на набат.
Эмоции взвинчивались, первоначально я падала в беспомощный страх. Тогда я была меньше знакома со своей уязвимостью и хуже её выдерживала, чем сейчас. Я выскакивала из неё в браваду и злость. Но после этих тревог не следовали взрывы. Сейчас, когда я смотрю на себя ту, понимаю, насколько иррациональным было моё поведение. Самоуничтожение без реальной опасности. Тогда на пасху это прошло.
При возвращении в Киев, после начала массированных обстрелов, тревоги перестали быть звуком и стали вероятностью смерти. В бомбоубежище я не была ни разу. Интуиция ли это, лень или бравада, не знаю. На поверхности ответ: "Не хочу больше бежать испуганным животным", да, всё таки бравада.
Самый мощный обстрел был перед и на Новый год. Потом ракеты пошли на убыль.
Больше всего меня в себе поразило нетерпеливое ожидание обстрелов: "Ну, когда уже?". Эдакая адская жажда. "Почему?", - задала я себе вопрос. Потому что, во-первых, нет чувства вины (перед теми, кто на фронте), ведь действительно есть угроза; во-вторых, западных партнёров стимулирует помогать именно страдание мирного населения; в-третьих, адреналиновый кайф опасная игла и хочешь ты этого или нет, в момент опасности и тем более выживания после неё, психика испытывает "я есть" в высшей мере.
За весь этот период я учила себя выдерживать уязвимость, как в моменты воздушных тревог, так и в моменты обстрелов. Разрывала мощную рефлекторную дугу, в которой психика пробивала потолок в предельном эмоционировании. Зачем я это делала? Чтобы сохранять человечность, смочь остаться эмпатичной и чувствовать эмоциональные нюансы, не быть дёрганной, злой и не падать в бездеятельную депрессию. А депрессия обязательно приходила, пробив потолок, психика уходит в неё для отдыха.
Фактически это как качать мышцы, только ты не поднимаешь тяжести, а не даёшь животному внутри не утопить тебя в ужасе, и не оскалить зубы. Злость отдавать не хотелось больше всего, ты без неё голенький, маленький, беспомощный но живой. Страх тоже отдавать не хотелось, с ним ты страдающая жертва, которой можно ничего не делать и спать, аннулировав все обязательства. Узкая полоска здравомыслия и две ядерно заряженный пропасти по бокам. Вот что я сейчас чувствую и обстрелах. Но пропасти всё меньше, и манят они не так интенсивно, рефлекторная дуга потихоньку размыкается, если её не подкреплять.
Этот навык дал свои плоды и в других сферах жизни. Фактически каждый раз при встрече с беспомощностью ты или зверь-хищник, или зверь-жертва. И тонкая полоска разрешённой уязвимости, которая человечность.
Я называю это "дать себе время". Это когда не стираешь из памяти забытием событие, и переиначиваешь его на свой лад, а уже из сегодняшней себя, немного повзрослевшей, и поумневшей, смотришь не в аффекте криво-косо, а прямо. "Давать себе время" полезный навык, тогда его можно дать и другим. Меньше точек, больше многоточия.
Возьму одну красную нить, отношение к воздушным тревогам и расскажу, как менялось моё восприятие их за год.
Первые взрывы в Киеве 24 февраля, я не помню воздушных тревог. Возможно, они и были, но в памяти не запечатлены. Когда я была в Ужгороде 2 месяца в эвакуации, они казались мне жуткими, но рядом с домом была церковь, в которой звонили колокола, и я переключала сознание со звука сирены, на набат.
Эмоции взвинчивались, первоначально я падала в беспомощный страх. Тогда я была меньше знакома со своей уязвимостью и хуже её выдерживала, чем сейчас. Я выскакивала из неё в браваду и злость. Но после этих тревог не следовали взрывы. Сейчас, когда я смотрю на себя ту, понимаю, насколько иррациональным было моё поведение. Самоуничтожение без реальной опасности. Тогда на пасху это прошло.
При возвращении в Киев, после начала массированных обстрелов, тревоги перестали быть звуком и стали вероятностью смерти. В бомбоубежище я не была ни разу. Интуиция ли это, лень или бравада, не знаю. На поверхности ответ: "Не хочу больше бежать испуганным животным", да, всё таки бравада.
Самый мощный обстрел был перед и на Новый год. Потом ракеты пошли на убыль.
Больше всего меня в себе поразило нетерпеливое ожидание обстрелов: "Ну, когда уже?". Эдакая адская жажда. "Почему?", - задала я себе вопрос. Потому что, во-первых, нет чувства вины (перед теми, кто на фронте), ведь действительно есть угроза; во-вторых, западных партнёров стимулирует помогать именно страдание мирного населения; в-третьих, адреналиновый кайф опасная игла и хочешь ты этого или нет, в момент опасности и тем более выживания после неё, психика испытывает "я есть" в высшей мере.
За весь этот период я учила себя выдерживать уязвимость, как в моменты воздушных тревог, так и в моменты обстрелов. Разрывала мощную рефлекторную дугу, в которой психика пробивала потолок в предельном эмоционировании. Зачем я это делала? Чтобы сохранять человечность, смочь остаться эмпатичной и чувствовать эмоциональные нюансы, не быть дёрганной, злой и не падать в бездеятельную депрессию. А депрессия обязательно приходила, пробив потолок, психика уходит в неё для отдыха.
Фактически это как качать мышцы, только ты не поднимаешь тяжести, а не даёшь животному внутри не утопить тебя в ужасе, и не оскалить зубы. Злость отдавать не хотелось больше всего, ты без неё голенький, маленький, беспомощный но живой. Страх тоже отдавать не хотелось, с ним ты страдающая жертва, которой можно ничего не делать и спать, аннулировав все обязательства. Узкая полоска здравомыслия и две ядерно заряженный пропасти по бокам. Вот что я сейчас чувствую и обстрелах. Но пропасти всё меньше, и манят они не так интенсивно, рефлекторная дуга потихоньку размыкается, если её не подкреплять.
Этот навык дал свои плоды и в других сферах жизни. Фактически каждый раз при встрече с беспомощностью ты или зверь-хищник, или зверь-жертва. И тонкая полоска разрешённой уязвимости, которая человечность.